В начале 1854 года Сайго был переведен из помощника
чиновника в члены свиты даймё (тю гокосё) и был выбран сопровождать
своего господина, Симадзу Нариа-кира, в его визите в Эдо (теперь Токио).
По прибытии в Эдо 3/1854 Нариакира назначил Сайго своим садовником в
столичной резиденции. Это была с виду незначительная, но в
действительности очень важная должность. Как садовник, Сайго мог
свободно перемещаться по городу, доставляя послания Нариакира другим
даймё, при этом не вызывая подозрений у шпионов сегуна. Сайго стал
доверенным лицом и советником даймё и начал приобретать известность как
новая фигура в национальной политике.
Процесс, в результате
которого младший клерк из финансового ведомства княжества стал самым
надежным советником своего господина, является одной из самых больших
загадок в жизни Сайго. Ни один из многочисленных биографов Сайго не
сумел обнаружить каких-либо фактов, которые связывали бы его с Нариакира
до 1854 года. Нет ни бумаг, ни писем, ни свидетельств современников,
которые позволили бы предположить наличие связи между Нариакира и Сайго
до внезапного повышения последнего 1/1854. Мы можем предположить, что
Сайго сделал или сказал нечто примечательное, но у нас нет никаких
надежных свидетельств о том, какое именно действие или заявление Сайго
заставило Нариакира обратить на него внимание. Вместо этого мы имеем
целый ряд правдоподобных, но недоказанных теорий. Но хотя мы не имеем
возможности узнать, благодаря какому событию Нариакира впервые услышал о
Сайго, нам вполне по силам реконструировать ту беспокойную политическую
обстановку, в которой Нариакира, игнорируя традиционную иерархию,
избрал своим доверенным лицом клерка из налогового управления.
Симадзу
Нариакира стал даймё в 1851 году, после ожесточенной и кровавой борьбы
за право наследования. Жестокость этой борьбы вызывает удивление,
поскольку Нариакира, казалось бы, являлся очевидным и бесспорным
наследником своего отца, Симадзу Нарио-ки. Нариакира был старшим сыном
даймё и был провозглашен его наследником в 1812 году, в возрасте трех
лет. Нариакира имел репутацию исключительно талантливого и способного
наследника. Он был здоровым и сильным мужчиной, мастерски владеющим
боевыми искусствами, в числе которых были стрельба из лука, верховая
езда и фехтование. Кроме того, он был интеллигентным и начитанным. Его
мать, Канэко, принадлежала к числу самых образованных женщин своего
времени, и она с детства обучала Нариакира литературному китайскому
языку. Нариакира рос, обмениваясь с матерью классическими стихами, и
благодаря ей приобрел глубокие познания в китайской истории и философии.
Он также испытывал острый интерес к западной культуре, который ему
привил его дедушка Симадзу Сигэхидэ. С детских лет он был очарован его
коллекцией западных диковин, среди которых были часы, музыкальные
инструменты, телескопы, микроскопы и оружие. Как и Сигэхидэ, Нариакира
мог писать латинскими буквами, порою он использовал латинизированный
японский в качестве шифра в корреспонденции и личных записях. В 1826
году Сигэхидэ представил Нариакира Францу Зибольду, немецкому доктору,
который, выдавая себя за голландца, около четырех лет прожил в Нагасаки.
Таким образом, Нариакира принадлежал к числу тех немногих японцев,
которые лично встречались с европейцами. Широкий диапазон знаний,
сочетавшийся с физической статью, позволил Нариакира завоевать уважение у
своих современников. Говорят, что чиновники сёгуната сожалели о том,
что Нариакира, будучи «посторонним» даймё, не может занять пост в
центральном,административном аппарате. Тем не менее Нариакира был в
хороших отношениях со многими высокопоставленными чиновниками, особенно с
Абэ Масахиро, председателем совета старейшин сёгуната (рёдзю сусэки).
Хотя
права Нариакира на титул казались бесспорными, вопрос наследования
перерос в кровавую семейную вражду, разожженную похотью, завистью,
жадностью и конкуренцией между единокровными братьями. У Нариакира было
два главных врага: любовница его отца — Окада Юра и Дзусё Хиросато,
могущественный старейшина княжества (каро). В дошедших до нас источниках
того времени Юра называют дочерью то кораблестроителя, то плотника.
Славившаяся красотой и очарованием, она имела большое влияние на
Нариоки, особенно после того, как в 1824 году умерла его жена, Канэко.
Нариоки больше не женился, и Юра стала его главной сожительницей. Юра
родила от Нариоки троих детей, но только средний ребенок, Хисамицу,
пережил младенчество. Как сын любовницы, Хисамицу поначалу не был членом
дома Симадзу, но в 1827 году его усыновил Симадзу Тадакими, даймё
Сигэтоми. Юра вынашивала самые амбициозные планы в отношении своего
единственного выжившего ребенка, надеясь, что он в конечном итоге
наследует титул Нариоки. Этот курс привел ее к открытому столкновению с
Нариакира, главным и очевидным наследником.
Наследственное право
Нариакира беспокоило также Дзусё Хиросато, одного из старейшин Сацума и
автора плана финансового оздоровления княжества. Хотя Дзусё был родом из
самых низов самурайского сословия, благодаря своему финансовому таланту
он произвел большое впечатление как на Сигэхидэ, так и на Нариоки. В
1830 году он получил карт-бланш на проведение финансовой реформы
княжества. Менее чем за пятнадцать лет ему удалось полностью погасить
фантастическую задолженность казначейства Сацума в пять миллионов рё.
Дзусё реструктурировал долг княжества и сократил расходы за счет
введения программы жесткой экономии. Однако главным его достижением была
реформа всей хозяйственной деятельности, проводимой княжеством. Дзусё
систематически ставил под сомнение самые вредные аспекты налоговой
системы княжества. Его методы, такие, как улучшение конструкции рисовых
тюков для снижения потерь при транспортировке, часто казались
поразительно простыми. Тем не менее эти очевидные на первый взгляд
реформы оказывали поразительное воздействие на состояние финансов
княжества. Многие презрительно называли Дзусё выскочкой, и ему не раз
приходилось выслушивать обвинения в коррупции, но даже самые рьяные
недоброжелатели не могли отрицать его достижений.
Дзусё считал
Нариакира не талантливым и образованным лидером, а расточительным
дилетантом. Враждебное отношение Дзусё к Нариакира частично проистекало
из опыта общения с его дедушкой, Сигэхидэ. На взгляд Дзусё, страсть
Сигэхидэ к западным вещам приводила к непомерным и ненужным тратам.
Завезенные в страну голландские книги, телескопы и часы были дорогими
безделушками, не способствующими экономическому росту княжества. Нежное
отношение Сигэхидэ к Нариакира только усиливало подозрения Дзусё. Он
боялся, что очевидный наследник будет таким же хроническим транжирой,
как и его дедушка. Дзусё не делал тайны из своей антипатии к Нариакира, и
к 1849 году он открыто оговаривал его перед высокопоставленными
вассалами. Некоторые дошедшие до нас свидетельства позволяют
предположить, что Дзусё призывал Нариоки отложить свою отставку, чтобы
как можно дольше не допускать Нариакира к власти.
У Дзусё и
Нариакира произошло столкновение и по поводу военных реформ. Ободренный
своим огромным успехом в финансовой области, Дзусё начал реформу ленной
системы княжества. Поскольку большое количество вассалов продали свои
лены новым владельцам, которые не имели намерения выполнять традиционные
обязательства по набору войск, ленную систему больше нельзя было
использовать как основу для военной мобилизации. Однако, согласно
реформам Дзусё, вассалам снова вменялось в обязанность поставлять войска
пропорционально их ленам. Нариакира, скорее всего, поддержал бы усилия
Дзусё в области военной модернизации, если бы тот не использовал реформы
для того, чтобы существенно повысить военный ранг Хисамицу,
единокровного брата Нариакира. Это заставило Нариакира с подозрением
отнестись ко всему предприятию, и, вместо того чтобы поддержать реформы,
Нариакира критиковал их как неэффективные.
На фоне этого
растущего напряжения союзники Нариакира были охвачены паникой из-за
того, что его дети продолжали умирать. Первый ребенок Нариакира,
мальчик, умер в младенчестве в 1829 году, а его первые две дочери умерли
до того, как им исполнилось три года. Учитывая высокую детскую
смертность в феодальную эпоху, эти смерти не вызвали особых подозрений.
Однако Нариакира встревожила судьба его оставшихся потенциальных
наследников. В 1848 году его второй сын умер в возрасте двух лет. В 1849
году его четвертый сын умер семимесячным, а в 1850-м третий сын умер,
лишь немного не дожив до своего третьего дня рождения. Союзники
Нариакира направили свои соболезнования, но они открыто подозревали, что
потери Нариакира являются следствием заговора. В конце концов, если у
Нариакира не будет собственного наследника, то Хисамицу станет более
предпочтительным наследником для Нариоки. Начали циркулировать слухи о
воздействии темных сил, и согласно общепринятому мнению, это Юра
насылала злые чары, чтобы вызвать смерть детей Нариакира. Сам Нариакира,
судя по всему, тоже заподозрил что-то неладное. В начале 1847 года он
затребовал детальные отчеты о деятельности Юра, особенно
поинтересовавшись тем, не заказывала ли она какие-нибудь необычные
молебны. Его особенно беспокоили слухи о том, что Юра призывала
проклятия на кукол. 2/1852 Нариакира получил отчет от своего лояльного
сторонника Ёсии Тайю, который подтвердил его наихудшие опасения. Ёсии
написал, что Юра просила по меньшей мере пятерых человек обрушить
проклятия на голову Нариакира и его двух старших сыновей. Он также
доложил о том, что, когда некий Такаги Итисукэ молился о несчастьях для
Нариакира, было замечено появление призрачных, бестелесных лиц. Кроме
того, Юра потребовала проклятий от аскета Маки Накатаро и заказала
подозрительные ритуалы у настоятеля храма Каринидзи. Но больше всего
Ёсии обеспокоило то, что он потерпел неудачу, когда попытался отвести
эти проклятия. Когда он попросил своего брата выпустить магическую
стрелу, которая должна была развеять злые чары, она просто отскочила от
мишени.
Раздраженный посягательством Дзусё на свои наследственные
права и страдая из-за смерти детей, Нариакира организовал заговор с
целью захвата власти. Основой власти Дзусё была столица княжества, город
Кагосима, поэтому Нариакира использовал свои политические связи в Эдо,
чтобы устранить соперника. По сути, он предал своего соотечественника
сёгунату, после того как привлек всеобщее внимание к давнему аспекту
взаимоотношений между Сацума и Рюкю, а именно к тому, что Сацума
постоянно превышает установленный сёгунатом лимит на объем торговли
через Рюкю. О контрабандистской деятельности Сацума сёгунату было
известно еще с 1820-х, но Нариакира раскрыл центральным властям самые
подробные детали этой незаконной торговли, чтобы таким образом
подкопаться под Дзусё. В конце 12/1848 Абэ Масахиро, председатель совета
старейшин сёгуната, вызвал к себе Дзусё и начал допрашивать его о
деталях торговли между Сацума и Рюкю. Чтобы защитить своего господина
Нариоки от санкций сёгуната, Дзусё принял на себя всю ответственность за
политику Сацума.
Но удар Нариакира по Дзусё только ухудшил и без
того непростую ситуацию. Нариакира надеялся, что устранение Дзусё
упрочит его права на наследование, но Нариоки по-прежнему не подавал
никаких признаков, что он собирается уйти в отставку. Злой и
раздосадованный, Нариакира начал строить планы насчет того, как поскорее
заставить удалиться на покой своего отца. Он приготовился раскрыть
новые сведения о взаимоотношениях с Рюкю и внутренних разногласиях в
Сацума, чтобы поставить отца в неудобное положение и упрочить свои права
на наследование. Эта опасная стратегия сильно встревожила Нариоки. Сам
Нариоки пришел к власти после ожесточенной борьбы между его отцом и
дедом, в результате которой тринадцать вассалов были вынуждены совершить
самоубийство. Смерть Дзусё и слухи о заговоре заставили Нариоки
заподозрить своего сына в самом худшем. Вместо того чтобы ожидать удара,
Нариоки решил ударить первым.
3/12/1859, в редкий для Кагосима
снежный день, Нариоки начал систематическое устранение сторонников
Нариакира, выдвинув против них обвинение в предательстве и заговоре. В
тот же день шесть союзников Нариакира совершили сэппуку. Среди первых
жертв были давний товарищ Нариакира Коноэ Рюдзаэмон, а также его верные
сторонники Ямада Итиродзаэмон и Такаса-ки Городзаэмон. Это была очень
тяжелая потеря. Ямада был поверенным в делах в Киото, Такасаки служил
писцом в совете старейшин, а Коноэ возглавлял городской магистрат. За
один день Нариакира потерял трех своих самых верных союзников,
занимавших ключевые посты. На протяжении последующих полутора лет
Нариоки проводил методическую чистку административного аппарата от
сторонников Нариакира. К тому времени, когда к 4/1850 страсти улеглись,
более пятидесяти человек были устранены с политической сцены.
Четырнадцать из них совершили самоубийство, семнадцать были отправлены в
ссылку, а двадцать остальных умерли в тюрьме или были казнены. Нариоки
был настолько же жесток, насколько и методичен. Поскольку Коноэ, Яма-да и
Такасаки совершили сэппуку, лишив Нариоки возможности их казнить, он
выместил свой гнев на их трупах. Головы Ямада и Такасаки были выставлены
на перекрестках, в то время как тело Коноэ распилили на части пилой.
Чистка
Нариоки, казалось бы, полностью разрушила планы Нариакира стать даймё.
Но жестокость чистки в конечном итоге сыграла на руку Нариакира. Она
дискредитировала Нариоки в глазах других даймё, многие из которых
отказались выдавать самураев из Сацума для наказания. Поскольку
большинство его местных союзников приняли смерть или были сосланы,
Нариакира обратился за помощью к этим сочувствующим ему правителям
соседних княжеств. В этом деле ему хорошо послужила его превосходная
репутация среди воинской элиты. Нариакира привлек на свою сторону Курода
На-рихиро, Даймё Фукуока. Курода, в свою очередь, заручился поддержкой
Датэ Мунэнари, даймё Увадзима, который нашел нового союзника в лице
Нанбо Нобуюки, даймё Хатинохэ. К середине 1850 года неофициальный
комитет, составленный из даймё и чиновников сёгуната, убедил Абэ
Масахиро в том, что Нариоки должен уйти; теперь его отставка была лишь
делом времени. Нариоки понял, что его перехитрили, и почти до самого
конца 1850 года он уклонялся от встреч с представителями сёгуната.
Однако 3/12/1850 он смягчился и принял от сегуна подарок, направленный
ему в связи с уходом в отставку. 29/1/1851 он официально объявил сегуну о
том, что удаляется на покой. Долгий, кровавый спор из-за наследования
был закончен.
Сайго был слишком молод, чтобы принимать уча-стие в
этой вражде, но с ужасом наблюдал за кризисом, охватившим княжество.
Его друг, Окубо Тосимити, был объявлен членом фракции Нариакира, уволен
со своего поста и на шесть месяцев посажен под домашний арест. Отец
Окубо также был уволен и отправлен в ссылку на четыре года, и в
результате дом Окубо пришел в упадок. Отец Сайго был близким знакомым
Акаяма Юкиэ, одного из тех людей, которые пострадали в ходе устроенной
Нариоки чистки. Согласно часто цитируемой, но не подтвержденной
документально истории, отец Сайго был свидетелем ритуального
самоубийства Акаяма и принес домой его запятнанную кровью нижнюю
рубашку. Эта рубашка, сказал он своему сыну, — цена справедливости и
преданности. История о рубашке Акаяма может быть не более чем легендой,
но симпатии Сайго, несомненно, находились на стороне фракции Нариакира.
Почти через семнадцать лет после самоубийства Коноэ и Такасаки, снежной
ночью в Киото, Сайго почтил их память двумя стихотворениями. В первом он
противопоставил их вечные души недолговечному снежному покрову. Во
втором он связал пронизывающий холод с несправедливостью постигшей их
судьбы.
Нариакира победил, но дорогой ценой. Он сумел взять верх
над своим отцом и единокровным братом только после того, как в их спор
из-за наследования в качестве третейского судьи вмешался сёгунат. Этот
конфликт оставил на теле политики Сацума глубокие, долго не заживавшие
шрамы. Еще несколько десятилетий люди возмущались несправедливостью, от
которой пострадали они сами или их товарищи. Укрепляя свою власть,
Нариакира должен был действовать крайне осторожно, чтобы не возобновить
старый конфликт или не разжечь новый. Кроме того, долгая и жестокая
борьба в значительной мере проредила ряды естественных союзников
Нариакира, и в результате многие из самых очевидных кандидатов на
ответственные посты оказались мертвы. В силу всех этих причин Сайго, по
иронии судьбы, получил прекрасную возможность для быстрого повышения. Он
был умным, способным, лояльным и при этом не запятнанным прямым
участием в споре из-за наследования. И, главное, он был живым. В
сложившихся обстоятельствах неизвестность Сайго являлась преимуществом,
поскольку его повышение вряд ли могло спровоцировать Хисамицу и Юра,
побежденных, но по-прежнему могущественных защитников Нариоки. Таким
образом, Сайго, способный, но наивный работник налогового управления,
обнаружил себя в самом центре национальной политики.
Главная | 
