20/2/1864 жители Окиноэрабусима стали
свидетелями редкого зрелища, когда «Котомару», один из немногих японских
пароходов, вошел в порт Вадомари. На борту корабля прибыли три
неожиданных для Сайго визитера: его друг Ёсии Томодзанэ, его младший
брат Цугумити и вассал из Сацума Фукуяма Сэйдзо. Они привезли с собой
поразительные новости о том, что Сайго прощен и должен срочно вернуться
на службу. Это превосходило его самые смелые мечты. Он никогда не
сомневался в преданности своих друзей. Даже в самые мрачные моменты
Сайго беспокоился о безопасности Окубо, а не о том, верен ли он ему. Но
Сайго давно оставил всякую надежду на то, что его друзья смогут вернуть
ему свободу.
Сайго не пришлось долго раздумывать над своей
неожиданной удачей, поскольку Хисамицу приказывал ему вернуться
безотлагательно. Сайго будет дорожить своей дружбой с Цутимоти всю
оставшуюся жизнь, но в тот момент у него не было времени на долгое
прощание; «Котомару» вышел в море на следующее утро.
Ёсии и
компания имели приказ сразу вернуться в Ямагава, но Сайго настоял на
том, чтобы они сделали остановку на Амамиосима. 23/2/1864, около
полудня, пароход вошел в залив Касари на Амамиосима и бросил якорь возле
Тацуго. Сайго сошел на берег и отправился к своей семье, которую он не
видел два года. Он провел на острове четыре дня, посещая друзей и
восстанавливая семейные узы с женой и детьми. Кикудзиро уже исполнилось
четыре, и Сайго теперь мог играть с мальчиком, а не с малышом. Его дочь,
Кикусо, тоже подросла. Как всегда, Сайго был крайне сдержан в отношении
своих чувств, но он поделился ими с Цутимоти: ему было так приятно
увидеть жену и детей, что «мне казалось, удто бы я восстал из мертвых».
Сайго также отметил что Айгана, которую он называл своей «любовницей»,
тоже радовалась их встрече. Но, несмотря на свое приподнятое настроение,
Саго оставался человеком долга. Он прибыл на Амамиосима с визитом, но
цель его жизни заключалась в том, чтобы служить своему господину. Утром
26/2 он покинул Тацуго во второй, и в последний, раз. Его дети, в
конечном итоге, были перевезены в Кагосима, но он больше никогда не
видел Айгану.
По пути в Кагосима Сайго и его компаньоны сделали
еще одну остановку, чтобы забрать Мурата Синпати с соседнего острова
Кикайгасима. Хисамицу отправил Мурата в ссылку вместе с Сайго в 1862
году. Спасательная партия, направленная за Сайго, не получила никаких
инструкций относительно Мурата, но, согласно легенде, Сайго не хотел
оставлять в ссылке своего преданного друга. 28/2 «Котомару» прибыл в
Кагосима. Сайго встретил паланкин, который без промедления доставил его в
собственную резиденцию в Уэносоно. На следующий день он посетил могилу
Нариакира и засвидетельствовал ему свое почтение. Неделей позже он и
Мурата отплыли в Киото на корабле «Анкомару» и прибыли туда 14/3. 18/3 у
Сайго состоялась аудиенция с Хисамицу, который официально вернул ему
прежнее жалованье и назначил его командующим войсками Сацума в Киото.
Менее чем за месяц Сайго преодолел более двенадцати сотен миль. Он был
возвращен из ссылки и опалы, вдобавок получив один из самых влиятельных
постов в правительстве княжества. От всех этих событий Сайго
почувствовал себя дезориентированным, но постепенно он начал понимать,
что стало причиной его прощения и повышения. Национальная политика
совершила резкий поворот, и княжеству Сацума срочно потребовался новый
голос в императорской столице.
Когда 14/3/1864 Сайго прибыл в
Киото, его сразу же поразила деградация политической сцены. Ситуация,
писал он 4/1864, была гнетущей. Императорский двор не проводил
последовательной политики, а просто реагировал на повседневные события.
Главные даймё ссорились между собой, постепенно превращаясь в марионеток
сёгуната. Хитоцубаси Кэйки нельзя было верить; он казался опасно
честолюбивым. Создавалось впечатление, писал Сайго, что «здесь больше
нечего делать, кроме как ждать неприятностей». Это был не тот исход,
которого многие ожидали двумя годами ранее, когда Сайго был отправлен в
ссылку. Тогда говорили о наступлении новой эпохи правительства
национального единства. Визит Хисамицу в 1862 году в Киото и Эдо заметно
изменил политический ландшафт. Хисамицу потребовал создания новой
структуры разделения функций власти, получившей название кобу гаттай
(буквально — «союз императорского двора и воинов»), в которой сёгунат
остается влиятельной силой, но при этом включает главных даймё в процесс
принятия решений. Эта новая структура должна быть поддержана и
узаконена императорским двором. В 1862 году Сайго беспокоился из-за
того, что Хисамицу действует слишком агрессивно, продвигая свой план
создания кобу гаттай. Цель была благородной, но Сайго опасался ответного
удара сёгуната. Однако Сайго ошибался. Хисамицу прекрасно рассчитал
время.
Вместо того чтобы принять на себя полную ответственность
за подписание непопулярных договоров, сёгунат решил поделиться властью,
надеясь таким образом поделить и ответственность. В ответ на требования
Хисамицу сёгун согласился посетить Киото и подтвердил приоритет воли
императора над решениями сёгуната. 8/1862 сёгунат назначил Хитоцубаси
Кэйки, проигравшего в 1858 году спор из-за наследования титула сегуна,
опекуном молодого и слабого сегуна Иэмоти. Мацу-дайра Сингаку, который с
1858 года находился под номинальным домашним арестом, был назначен
политическим директором сёгуната (сэйдзи сёсай). Это была новая
должность, сравнимая с постом великого советника (тайро), который
занимал Ии. Сёгунат даже согласился с рекомендацией Хисамицу
пересмотреть систему санкин кодай, резко сократив время обязательного
пребывания даймё в Эдо.
В 1862 году казалось, что эти изменения
предвещают скорое наступление новой эпохи японского правительства. Но в
1864-м лишь немногие все еще верили в то, что кобу гаттай может решить
проблемы Японии. Несмотря на все оптимистические разговоры о союзе
императорского двора, сёгуната и главных даймё, план создания кобу
гаттай закончился полной неудачей. Частично это была неудача самих
участников. Феодальная элита расписалась в том, что она не способна
налаживать эффективные связи через границы княжеств. Крупные даймё,
включая Симадзу Хисамицу, Ямаути Ёдо из Тоса, Мацудайра Сингаку из Фукуи
и Мацудайра Ка-тамори из Айдзу, представляли собой шовинистическую и
патриархальную группу лидеров, плохо подходящую для строительства нового
государства. Неожиданной проблемой для формулы кобу гаттай стал опекун
сегуна Хитоцубаси Кэйки, который вскоре стал главным врагом Хисамицу.
Кэйки в полной мере оправдал ожидания своих сторонников в 1858 году, но
он использовал свои навыки для создания независимой политической базы. В
1864-м недавние союзники Кэйки и Хисамицу постепенно становились
злейшими врагами, и ухудшение их отношений отравляло весь проект кобу
гаттай. Сайго, со своей стороны, начал испытывать глубокую ненависть к
Кэйки. В начале 1864 года он начал выражать беспокойство из-за
неблагонадежности Кэйки, а к 1868 году он уже всей душой желал ему
смерти.
Формула кобу гаттай потерпела неудачу и из-за проблем
внутри императорского двора. В теории уважение к императорскому двору
должно было объединить конкурирующих даймё. Но двор был совершенно не
готов к принятию непростых политических решений 1860-х. По условиям
соглашения семнадцатого века с режимом Токугава, императорские
придворные должны были заниматься сочинением стихов, каллиграфией,
чайной церемонией и другой утонченной деятельностью. Императорский двор
не управлял армией уже около тысячелетия. Еще в 1858 году Хасимото Санай
пришел в отчаяние из-за того, насколько плохо придворные разбираются в
самых злободневных политических вопросах, и даже десятилетием позже
многие высокопоставленные придворные по-прежнему придерживались мнения,
что можно найти простой способ изгнать «варваров» из Японии. Согласно
формуле кобу гаттай, предполагалось, что воины должны поддерживать двор,
но двор был анахроничным, слабым и сильно раздробленным институтом.
Некомпетентность двора стимулировала открытую и опасную борьбу за
контроль над ним. К 1864 году могущественные княжества соперничали не
столько за получение почестей при дворе, сколько за то, как
манипулировать его решениями.
Сражение за императорский двор было
усилено идеологией радикальных лоялистов. Все большее число самураев и
простолюдинов во всей Японии верили в то, что поклонение императору
поможет решить национальные политические проблемы. Центральное место в
идеологии радикальных лоялистов занимала вера в то, что пребывание
иностранцев в Японии приводит к осквернению «земли богов». Только изгнав
из страны иностранцев, подданные императора могут доказать свою
лояльность; любые компромиссы — это не только трусость, но и проявление
неуважения к императору и богам. Суть убеждений радикальных лоялистов
можно было выразить одним предложением: «Почитание императора (сонно) и
изгнание варваров (дзёи)». Идеология сонно дзёи обладала огромной
эмоциональной силой. Как и радикальный исламский фундаментализм наших
дней, она позволяла излечить глубоко укоренившиеся обиды и унижения
утопичными обещаниями очищения и мести. Иррациональность риторики кобу
гаттай была частью ее привлекательности. Ито Хиробуми, один из самых
космополитически настроенных лидеров государства Мэйдзи, вспоминая о
своей юности, заметил: «Если кто-то начинал рассуждать логично о вещах
[которые тогда случались], их было невозможно понять... но эмоционально
казалось, что именно так все должно и быть». Сайго мог горячо
симпатизировать гонителям иноземцев. В 1854 году он сам был глубоко
тронут видением Фудзито Токо чистой Японии, объединенной преданностью
императору и свободной от тлетворного иностранного влияния. Но к 1864-му
Сайго осознал, что «изгнание варваров» — это долговременный проект. И,
что более серьезно, Сайго испытывал глубокое уважение к порядку и не
поддерживал призывов к насилию, исходивших от радикалов сонно дзёи. Они
были, как он заметил в 1864 году, не более чем «хулиганами».
Движимые
страстным чувством собственной правоты и совершенно не желая замечать
реальные факты, радикалы сонно дзёи вызвали хаос и волнения в японской
политике. В Мито это привело к вооруженным выступлениям, известным как
восстание Тэнгу. 3/1864 толпа из недовольных самураев, синтоистских
священников и простолюдинов поднялась на гору Цукубо в Мито и объявила о
своем намерении совершить паломничество в Никко, где находится мавзолей
Токугава Иэясу, основателя сёгуната. Они собирались почтить память
даймё Мито Токугава Нариаки, который умер в 1860 году, заявить о своей
преданности Иэясу и императорскому дому, а затем направиться в Йокохама,
чтобы изгнать из города варваров и закрыть порт. Поначалу сёгунату
удалось остановить кризис, но к 7/1864 мятежники завербовали сотни
последователей, и конфликт вскоре перерос в гражданскую войну,
захлестнувшую княжество Мито.
Для сёгуната восстание Тэнгу стало
кризисом сразу на нескольких фронтах. Войска сёгуната были плохо обучены
и слабо мотивированы, поэтому, несмотря на большое превосходство в
живой силе и вооружении, их неоднократно обращали в бегство маленькие
отряды бунтовщиков. Начало открытых военных столкновений
продемонстрировало крайнюю хрупкость существующего политического
порядка. А успех мятежников в вербовке сторонников среди самураев и
простолюдинов подчеркнул жизненность дела сонно дзёи. На протяжении
месяцев войска сёгуната преследовали повстанцев по всей Японии, прежде
чем 12/1864 они, наконец, вынудили их сдаться.
Кроме угрозы
восстания Тэнгу, сёгунат также столкнулся с терроризмом маленьких групп
радикальных лоялистов. К 1864 году никто не мог чувствовать себя
полностью защищенным от ярости террористов. Иностранцы были самой
очевидной мишенью, и лоялисты атаковали как офицеров, так и
невооруженных гражданских лиц. Радикалы сонно дзёи также обратили свой
гнев против тех японцев, которых они считали недостаточно лояльными.
Особое раздражение у них вызывал Мацудайра Сунгаку, даймё Фукуи. Они
считали его коллаборационистом и несколько раз планировали похитить и
убить его. Радикалам так и не удалось добраться до Сунгаку, но они
сумели поджечь его резиденцию в Киото. Даже императорский двор не был
полностью застрахован от атак террористов, поскольку — несмотря на их
преклонение перед императором — лоялисты все чаще проявляли готовность
атаковать императорских придворных. Например, 1/1863 Сандзё Санэай,
высокопоставленный придворный вельможа, обнаружил в своем особняке в
Киото отрезанные уши Икэути Дайгаку. Чтобы Сандзё правильно понял
значение отрезанных ушей, убийцы приложили к ним записку, где
объяснялось, что Икэути, ученый-конфуцианец, когда-то преданно служил
императору, но затем стал союзником сёгуната, и поэтому он является
гнусным предателем. В записке советовалось Сандзё пересмотреть свою
позицию. Ивакура Томоми, старший придворный, а затем лидер государства
Мэйдзи, столкнулся с похожим предостережением: он обнаружил в своей
резиденции отрубленную руку.
Все эти столкновения происходили на
фоне обострения соперничества между двумя самыми могущественными
японскими княжествами — Сацума и Тёсю. Как и Сацума, Тёсю противостояло
Токугава в 1600 году, и княжество давно имело зуб против сёгуната.
Однако в отличие от Сацума княжеству недоставало сильных лидеров среди
даймё. В 1860-х Тёсю, по сути, управляли две враждующие фракции —
консерваторы и радикальные лоялисты. К концу 1862 года радикалы сонно
дзёи захватили контроль над княжеством и начали проводить агрессивную
внешнюю политику. Эти лоялисты не одобряли прагматизм Хисамицу, в
котором они видели оппортунистическую защиту сёгуната. Их пылкое
принятие верноподданнических идей взбудоражило наиболее радикально
настроенных членов императорского двора, и к началу 1863 года самые
влиятельные придворные были сторонниками Тёсю, которые призывали двор
занять по отношению к иностранцам более нетерпимую и несостоятельную
позицию. 14/2/1863 двор приказал в течение двух месяцев изгнать из
Японии всех иностранцев. Это было абсолютно непрактичное и неразумное
требование, но более спокойные голоса заглушила разрушительная
комбинация из насилия террористов и величия императора. Даже сёгунат,
который подписал договоры, гарантирующие безопасность всем проживающим в
Японии иностранцам, отказался от своей ответственности за них и
согласился на высылку.
Контроль Тёсю над императорским двором
вызвал гнев у правительства Сацума. Новая политика изгнания иностранцев
была полной противоположностью прагматичной позиции Хисамицу в отношении
иностранной угрозы. Более того, Тёсю использовало свое новое влияние на
двор с тем, чтобы исключить Сацума из императорской политики: 29/5/1863
самураям из Сацума было запрещено появляться при дворе. Такое
оскорбление не могло остаться без ответа. С точки зрения Сацума, двор
захватил опасный соперник, и престиж всего княжества оказался под
вопросом. Хисамицу заключил вынужденный союз с Айдзу, просёгунским
княжеством, расположенным на северо-востоке страны. С молчаливого
согласия умеренных придворных они организовали точно рассчитанную атаку.
Рано утром 18/8/1863 самураи из Айдзу и Сацума ворвались в
императорский Дворец и взяли под охрану ворота. Их союзники при Дворе
организовали экстренное совещание, которое благословило эту акцию, и в
результате самураи из Сацума стали официальными стражниками
императорского дворца. Сацума сокрушило Тёсю одним ударом.
Лидеры
Тёсю были ошеломлены. Буквально в мгновение ока они потеряли главную
опорную точку в своей политической стратегии — контроль над
императорским дворцом. То высокомерие, с которым радикалы Тёсю изгнали
из дворца своих соперников, теперь обратилось против них. Когда эмиссары
из Тёсю попытались подать петицию императору, им даже не удалось
приблизиться ко дворцу. 13/9/1863 военный губернатор Киото, назначаемый
сёгунатом, запретил делегации из Тёсю входить в город. 12/1863 вторая
делегация была вынуждена ждать, пока придворные решали, стоит ли
выслушивать их жалобу. В конце концов посланникам было отказано, и они
вернулись в Тёсю с тревожной новостью о том, что княжество утратило все
свое влияние в императорской столице.
Судя по всему, совместный
удар Сацума и Айдзу вдохнул новые силы в умирающую коалицию кобу гаттай.
После того как радикалы-ксенофобы были изгнаны, сложилось мнение, что,
возможно, умеренные в конце концов смогут управлять страной. 12/1863 в
ответ на, давление со стороны Симадзу Хисамицу императорский двор
учредил новый консультативный совет, в состав которого вошли самые
могущественные даймё страны: Симадзу Хисамицу; Мацудайра Сунгаку из
Фукуи; Ямаути Ёдо из Тоса; Датэ Мунэнари из Увадзима; Мацудайра Катамори
из Айдзу и Хитоцубаси Кэйки, который представлял сёгунат. Этот
беспрецедентный союз придворной и воинской власти словно бы предвосхитил
грядущую правительственную реформу. 2/1864 сёгунат последовал примеру
императорского двора и открыл свои совещательные органы для
«посторонних» (тодзама) даймё. Внешне это выглядело как серьезное
продвижение к реализации кобу гаттай, поскольку могущественные
феодальные правители, такие, как Симадзу Хисамицу, теперь получили право
голоса как в сёгунате, так и при императорском дворе. Однако в
действительности старые разногласия только усилились, и кобу гаттай
оставался таким же неработоспособным, как и раньше. Многие давние
вассалы сегуна, «наследственные» (фудаи), были глубоко возмущены
включением Симадзу и других «посторонних» даймё в сёгунский совет.
Схожие проблемы возникали и при императорском дворе. Среди придворных у
многих вызывало самое активное недовольство назначение даймё
императорскими советниками: по их мнению, роль воинов ограничивалась
исполнением приказов императора. Какую пользу могли принести эти
обвешанные оружием выскочки тонкой и взвешенной политике императорского
двора?
Однако самая большая напряженность существовала в
отношениях между Хитоцубаси Кэйки и Симадзу Хисамицу. Кэйки с большим
подозрением относился к влиянию Сацума на Киото и искал пути подорвать
положение Хисамицу, блокировав его инициативы во внешней политике.
Хисамицу, основываясь на совете Окубо, предложил использовать
прагматичный подход к договору об открытии портов. Поскольку Япония
нуждалась в западных технологиях, чтобы сражаться с Западом на равных,
ей следовало на некоторое время открыть свои порты для иностранцев,
прежде чем их закрывать. Словами Окубо, «открытие портов — это реальный
способ держать варваров под контролем». Такой подход, несомненно, был
достаточно радикальным, но Хисамицу сумел заручиться молчаливой
поддержкой императорского двора. Однако Кэйки не мог смириться с тем,
что контроль над внешней политикой уходит в руки Хисамицу, и он особенно
настаивал на том, чтобы посольство, которое сёгунат собирался отправить
в Европу, начало вести переговоры о закрытии порта Йокохама для
иностранцев. Когда Хисамицу возразил, Кэйки осыпал его оскорблениями.
Этот ожесточенный личный конфликт стал погребальным звоном для нового
императорского совета. 8/3/1864 совет был распущен, и входившие в его
состав даймё, рассерженные и разочарованные, начали разъезжаться из
императорской столицы в свои княжества. Шестью днями позже в Киото
прибыл Сайго.
Главная | 
