О, самурай великий, хатамото… Давно свободный от вражды даймё. Тебе судьбу дарит великий кто-то, Пиши же жизнь свою и честь её.
И не нужны тебе почёт и слава, Владея совершенствами кэндо, Ты презираешь власти Токугава. Хотя и чтишь весь кодекс Бусидо.
Твой о-ёрой гэмпэй ещё напомнит, Да о-содэна доблестных плечах, Свой долг заветный истинно исполнит, В объятьях хоро стрел сразив очаг.
И в хризантемы золотых узорах Лишь отразится яркий блеск меча, Не избежать врагам беды, позора! Падут они, как тень во дня лучах.
Кабуто, весь в сиянии о-боси , Как мириады солнц во тьме горит. Не так ли ты зовёшь неслышно хоси Бесстрашно веря? Сердце в бой манит.
Твой одосигэ грозный, цвета ака Не устрашит меня… Я не боюсь… Уж сакура цветёт. Смущением мака Я подойду тихонько, улыбнусь…
Тебя я приглашаю на тяною , Увидишь ты далёкий, чудный мир, Наполнен цукубаи уж водою, Поёт мой соловей, достойно лир.
И чайный домик, одарив поклоном, Заходишь не спеша, в нем ты один. А колокол вдали неслышным звоном, Звучит тебе:" Ты дома, господин…"
Вокруг тебя тиши злотые краски, В лучах заката лилий-снов бутон… Картина на стене "Война и маски"… Выходишь в сад услышать гонга звон.
Но не спеши скорей назад в тясицу , Путь осветит немой слуга—фонарь… Ирис тебе напомнит в небе птицу, Ручей, цветы и красок календарь…
А возвратившись, ароматы чая, В бесценной чашке, памяти веков, Вернут покой утраченного рая, И снимут годы праздности оков.
Уйти иль нет — решенье за тобою… Где будешь ты ханам наблюдать?.. И над какой загадочной рекою, Твой взгляд парить желает, как узнать?..
«От ненадёжной возлюбленной, Которой я доверял, Кожи крашеной Глубины цвета Не видя, порву с ней» Путь самурая
Однажды воин Сабудай, В живых оставшись, после боя, Вечерней, снежною тропою Хромая раненной ходой, Спешил увидеть дом родной.
Кровят перевязи на ранах, Заострен меч об головы врагов, Живой, одарен ласковой судьбой. Главное сегодня – путь домой.
И вот дорога довела до леса. Позади кровавый след остался на снегу. Сжал зубы – «все равно дойду!», – Подумал храбрый Сабудай, И вдруг услышал злобный лай Голодных и свирепых волчих стай.
По следу звери шли давно, И молча взяли в круг его. – Щетинясь и раскрывши пасть, Зверье готовится напасть.
«Мечом я всех их порубаю, Но, не пристало самураю На зверя обнажать свой меч. – Не делает мне это честь», –
Он, глядя им в глаза, сказал, И вынув танто, показал Волкам намеренья свои, Что драться будет до крови.
Зверь-хищник чувствует за милю Дух воинский и силу. – Поджав хвосты и разорвавши круг, Вся стая расступилась вдруг. И взглядом долго провожала Израненного самурая.
Идя заснеженной тропой, Ступая раненой ногой, Держал он снова путь домой. Где ждет любимая жена, Все раны вылечит она. И дети, радостной толпой, На шею бросятся гурьбой. – Ах как прекрасен путь домой! Сами в рай приходят самураи
[Виктория Тищенко]
Сами в рай приходят самураи, кожу живота мечом сдирая; на закланье странном умирая, танку кровью пишут самураи.
Рукоять, как флаг, в открытой плоти, в обнаженном солнечном сплетенье. Словно пар от кипятка, уходит вся энергия в стихотворенье.
Постарели внучки самурая. Вот и шар земной, как зерна злака, словно съеден смыслов муравьями. А жива пергаментная танка.
Так, Поэт, и вечность переспоришь, если ты нутро свое распорешь.
Самурайские страдания (избранные хокку и танки)
Три самурая на зимнем ветру Саке распивают холодным Лучше б мы взяли портвейна...
Подобен лучу самурайский клинок- И тот затупился Проклятая килька в томате!!
Безжалостна глубь океана Но твари, скользящие в ней Хороши к жигулевскому пиву
Что это там за потеха? Опять эти пьяные гейши Насилуют бедного рикшу...
В роще бамбука Вспомню родной Мухосранск Горько заплачу...
Тигра свирепого когти Смелым друзьям не страшны- Двум Рознблюмам и Кацу...
Часто в весеннем лесу Пил Рихард Зорге бамбуковый сок И матом по-русски ругался...
Птичьими трелями утром разбужен Не нашел самурай ни меча, ни доспеха Ладно хоть яйца на месте...
У статуи Будды Амиды Валяется пьяная гейша Монах проходил - и тот не сдержался...
Меньше и меньше кругом самураев Вот и соседи недавно Тоже свалили в Израиль...
Умру за великий Ниппон - Оставлю жене лишь долги Да трех тамагочи, мал-мала меньше...
Что ж ты, сосед Исудзима Хватаешься сразу за меч? Сразимся-ка лучше в "нинтэндо"...
Что же ты, гейша, лежишь нагишом? Знаю, что жарко, но я же терплю Видишь, тулуп не снимаю!
Редки сугробы в предместьях Киото Но всё же не так, как саке из картошки Мордой в сугробе лежу...
Нынче опять у крыльца Сидят старички-камикадзе Вспоминают минувшие дни... устал самурай мир посредине хранить ушёл на покой тенью стёртые хокку бродят за ним уныло Камилла Лукпанова В самом сердце Фудзиямы Там, где солнца через край Чинно чинит две хакамы Старый-старый самурай.
Он улыбается легкому ветру И кости размяв поутру, Он сочиняет все то, что неспето И ловко рыбачит фугу. Бывает еще иногда порисует Оттенками призрачных нот, Тогда у людей может кто-то родиться, А может быть, кто-то умрет.
Но по сути – это неважно: Ни в одном мире нет проигравших.
У него же теперь лишь одна незадача – На две половинки лицо, Ведь не бывает наверно иначе Когда бьет сам Хаттори Хандзо. Ох, этот ниндзя! Давно воевали И сёгун пал в той борьбе, Сегодня об этом вспомнят едва ли Лягушки в соленой воде.
Но это никогда не было важным: Ни в одном мире не стать проигравшим.
Пожалуй, смерть делает старше Но только на тысячу лет А мудрость? В забвения чаше: Ты мудр, когда тебя нет. Теперь самурай твердо знает Что счастье в мгновеньях, Мгновенья – жучки в янтаре Вселенной, застывшие где-то В бескрайнем ее серебре.
И купаясь в бесцветном иле Он понял, что не за что умирать, Ведь мы все уже так победили, Что нам не в кого больше стрелять.
Но если этот мир ему надоест, старый воин починит хакамы и вышьет на небе крест, заварит чаю покрепче, скрепит две половинки в лицо и полетит птицею певчей петь о Хаттори Хандзо.